Только вот человек, который летал на драконе, не может жить согласно дворцовым Ритуалам. Умрет от тоски. (c)
В своём первом полнометражном художественном фильме Ален Рене использовал задумки своей предыдущей документальной работы, совместив реальные кадры атомной бомбардировки с историей двух влюблённых.
Хиросима... Взрыв, 10.000 солнц на площади, угли от тел, пепел от жизни, смерть.
- Я всё видела в Хиросиме.
- Нет, ты ничего не видела.
Женская рука гладит мужскую спину. Кожа скользит по коже, воспоминание прижимается к воспоминанию. Они вместе пытаются забыть то, что так больно не помнить.
- Как можно было сомневаться, что этот город сшит по лекалам любви? Как можно было сомневаться в том, что ты сшит по размерам моего тела?
Мужское и женское тело сменяются телом города, нагим телом уничтоженного города. Эстетика спорит с жестоким натурализмом, превращая в абсолют собственную красоту и ужас разодранных жизней. Смешение кадров останавливает течение каждого из времён. Беспристрастность документальной хроники японской трагедии накладывается на интимность голосов двух влюблённых. На развалинах катастрофы человечества выстраивается новая катастрофа двоих - любовь.
Мужчина и женщина встречаются в Хиросиме, где он живёт, а она снимается в фильме о взрыве, разрушившем жизнь всего города. Он - женат, она - замужем, он останется здесь, она - завтра уедет, он начинает любить, она уже любит. Каждый из них хранит в себе боль, каждый из них помнит: он - о Хиросиме, она - о Невере, он - о потерянной семье, она - о потерянном любимом. Америка разрушила Хиросиму, сбросив атомную бомбу; он разрушил её, сделав её счастливой, вызволив из тюрьмы её памяти. Она впервые заговорила о своей тайне, возраст которой - 14 лет. Он помог ей вспомнить. Вспомнить, чтобы уже окончательно забыть. А забытье не имеет возраста. Оно - вечно.
Ален Рене начал в «Хиросиме» подбираться вплотную к предмету многовековых философских и литературных рассуждений - ко времени. Но если вольное распоряжение временными категориями в следующей киноленте «Прошлым летом в Мариенбаде» носит больше интеллектуально-игровой характер, то «Хиросима...» поражает именно своей истинной трагичностью и интимностью. В основе обоих фильмов лежат тексты «новых романистов», сближенных общим стремлением перестроить кинонаррацию. Но творческий тандем двух мужчин (Рене и Роб-Грийе, «Прошлым летом в Мариенбаде) изучает в первую очередь структуру самого времени, экспериментирует с «возможным» и «невозможным», со свершившимся во времени и оказавшимся вне его границ, со статикой реального и динамикой воображаемого. А кинематографический союз мужчины и женщины (Рене и Маргерит Дюрас, «Хиросима») апеллирует именно к чувственному восприятию: они вместе рассказывают историю, имена в которой стёрты памятью. И главным «виновником» подкожного воздействия фильма является именно Маргарит Дюрас, писательница, режиссёр и сценарист, в данном случае - автор всех слов, сказанных, прошёптанных, выкрикнутых француженкой и японцем, Невером и Хиросимой. Дюрас всегда пишет болью, но в отличие, к примеру, от Триера, который заставляет боль хладнокровно бить по зрителю, боль Дюрас нежно проникает внутрь. Наверное, именно поэтому Рене выбрал в качестве сценариста эту безумную француженку с сомнительной репутацией антиморалистки, хотя по началу намеревался обратиться к Франсуазе Саган.
«Как и ты, я знаю, что значит забыть. Как и ты, я способна вспомнить, так что я знаю, что значит забыть. Как и ты, я способна бороться с забвением. Как и ты, я забыла. Как и ты, я хотела бы обладать памятью без сожаления, памятью камней и теней».
Время - это память и забвение; страх памяти, предательство забвения. Время - это беспрекословный победитель во всех играх. Время - это путь от жизни к смерти: в головах, сердцах, телах. Даже трагедия всего народа может превратиться в пустую имитацию в виде фильма, даже трупы могут закристаллизоваться в равнодушные фотографии, даже память о любимом человеке может устать жить, превратившись в озвученную историю.
Только пережив все заново и вместе, безымянные герои обретают имена. При этом они перестают быть людьми. "Хи-ро-си-ма, это твое имя", - говорит Она. "Это мое имя, - соглашается Он. - А тебя зовут Невер".
(с)
Хиросима... Взрыв, 10.000 солнц на площади, угли от тел, пепел от жизни, смерть.
- Я всё видела в Хиросиме.
- Нет, ты ничего не видела.
Женская рука гладит мужскую спину. Кожа скользит по коже, воспоминание прижимается к воспоминанию. Они вместе пытаются забыть то, что так больно не помнить.
- Как можно было сомневаться, что этот город сшит по лекалам любви? Как можно было сомневаться в том, что ты сшит по размерам моего тела?
Мужское и женское тело сменяются телом города, нагим телом уничтоженного города. Эстетика спорит с жестоким натурализмом, превращая в абсолют собственную красоту и ужас разодранных жизней. Смешение кадров останавливает течение каждого из времён. Беспристрастность документальной хроники японской трагедии накладывается на интимность голосов двух влюблённых. На развалинах катастрофы человечества выстраивается новая катастрофа двоих - любовь.
Мужчина и женщина встречаются в Хиросиме, где он живёт, а она снимается в фильме о взрыве, разрушившем жизнь всего города. Он - женат, она - замужем, он останется здесь, она - завтра уедет, он начинает любить, она уже любит. Каждый из них хранит в себе боль, каждый из них помнит: он - о Хиросиме, она - о Невере, он - о потерянной семье, она - о потерянном любимом. Америка разрушила Хиросиму, сбросив атомную бомбу; он разрушил её, сделав её счастливой, вызволив из тюрьмы её памяти. Она впервые заговорила о своей тайне, возраст которой - 14 лет. Он помог ей вспомнить. Вспомнить, чтобы уже окончательно забыть. А забытье не имеет возраста. Оно - вечно.
Ален Рене начал в «Хиросиме» подбираться вплотную к предмету многовековых философских и литературных рассуждений - ко времени. Но если вольное распоряжение временными категориями в следующей киноленте «Прошлым летом в Мариенбаде» носит больше интеллектуально-игровой характер, то «Хиросима...» поражает именно своей истинной трагичностью и интимностью. В основе обоих фильмов лежат тексты «новых романистов», сближенных общим стремлением перестроить кинонаррацию. Но творческий тандем двух мужчин (Рене и Роб-Грийе, «Прошлым летом в Мариенбаде) изучает в первую очередь структуру самого времени, экспериментирует с «возможным» и «невозможным», со свершившимся во времени и оказавшимся вне его границ, со статикой реального и динамикой воображаемого. А кинематографический союз мужчины и женщины (Рене и Маргерит Дюрас, «Хиросима») апеллирует именно к чувственному восприятию: они вместе рассказывают историю, имена в которой стёрты памятью. И главным «виновником» подкожного воздействия фильма является именно Маргарит Дюрас, писательница, режиссёр и сценарист, в данном случае - автор всех слов, сказанных, прошёптанных, выкрикнутых француженкой и японцем, Невером и Хиросимой. Дюрас всегда пишет болью, но в отличие, к примеру, от Триера, который заставляет боль хладнокровно бить по зрителю, боль Дюрас нежно проникает внутрь. Наверное, именно поэтому Рене выбрал в качестве сценариста эту безумную француженку с сомнительной репутацией антиморалистки, хотя по началу намеревался обратиться к Франсуазе Саган.
«Как и ты, я знаю, что значит забыть. Как и ты, я способна вспомнить, так что я знаю, что значит забыть. Как и ты, я способна бороться с забвением. Как и ты, я забыла. Как и ты, я хотела бы обладать памятью без сожаления, памятью камней и теней».
Время - это память и забвение; страх памяти, предательство забвения. Время - это беспрекословный победитель во всех играх. Время - это путь от жизни к смерти: в головах, сердцах, телах. Даже трагедия всего народа может превратиться в пустую имитацию в виде фильма, даже трупы могут закристаллизоваться в равнодушные фотографии, даже память о любимом человеке может устать жить, превратившись в озвученную историю.
Только пережив все заново и вместе, безымянные герои обретают имена. При этом они перестают быть людьми. "Хи-ро-си-ма, это твое имя", - говорит Она. "Это мое имя, - соглашается Он. - А тебя зовут Невер".
(с)